Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков - Уилл Селф

Джералд и Шон сумели достичь значительной объективности в своей излюбленной общей фантазии — похищение, занятие содомией, пытки, уродование и убийство мальчиков, чем моложе, тем лучше. Они решили объединить силы и воплотить задуманное на деле сразу же, как только их освободят. Джералд вышел первым - отсидев два года за непристойные нападения — и возвратился в свой родной город Борнмут. Но местная газета за день до приезда Джералда уже опубликовала его фотографию и сообщила адрес его дома. Он решил, что постоянные оскорбительные крики отрядов линчевателей снаружи и пылающие, пропитанные бензином тряпки, которые впихивали в его почтовый ящик, помешают ему развернуться.

Джералд оставил Борнмут и перебрался в Лондон, где затерялся в древнем городском преступном мире. Он спорадически работал на семейство Спаркс в районе Финсбери-Парк, собирая долги и при необходимости устраивая побои. Но в общем он сохранял спокойствие, каждый месяц менял место жительства и ждал своего часа. Прошло полгода, прежде чем выпустили Шона, отсидевшего три года за изнасилование. В Лондоне он присоединился к Джералду, который уже разработал план действий.

В последний год своего заключения Шон, по наущению Джералда, охотно предоставлял экс-полицейскому, который был боссом «особого» крыла, сексуальные услуги. Экс-полицейский опустился до коррупции и вдобавок отчаянно скрывал свою нетрадиционную ориентацию. Шон обещал не выдавать его тайну взамен на небольшую помощь, чтобы встать на ноги, когда выйдет на свободу. Помощь потребовалась для получения просторных помещений, где он и его приятель Джералд могли возобновить свою деятельность. Экс- полицейский вынужден был согласиться. Как выяснилось, у него имелся договор аренды офиса более не существующей фирмы мини-кэбов на Лоуэр-Клэптон- роуд. В забитом досками доме отсутствовали электричество и вода, но зато там было несколько комнат и, что наиболее важно, скрытый от посторонних глаз черный ход. Джералд и Шон взяли у бывшего полицейского ключи, выразив слова искренней благодарности.

Они нашли мальчика на детской площадке в миле от Сток-Ньюингтона; его звали Гари. Этим двоим потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы уговорить шестилетнего ребенка пойти с ними, посулив ему несколько конфет и видео. Он весело уселся в «остин» и болтал не переставая, пока они не добрались до своего пристанища, где прежде располагался офис по заказу такси. Гари был не просто заброшенным и ненужным ребенком — над ним еще и издевались. Шон и Джералд узнали об этом, когда завели мальчика внутрь и раздели, — маленькая детская попка была вся в следах от ожогов сигаретой. Садист, который это сделал, был другом его матери. Тот же самый «друг» купил ему «Историю игрушек».

Несмотря ни на что, Гари выглядел хрупким белокурым ангелочком, и даже хорошеньким. Джералд и Шон достаточно забавлялись с ним следующие десять дней или около того, но потом он стал для них обузой. У него началось недержание, он не мог есть, потерял свою свежесть, все чаще возникали споры о том, кто должен мыть его между развлечениями. Гари больше даже не сопротивлялся, только хныкал. А тут еще по всему району развесили плакаты об исчезновении ребенка, и Джералд прочитал в местной газете, что полиция проводит массовый опрос на улицах. Это лишь вопрос времени, прежде чем раздастся стук в дверь.

Джералд решил, что им необходим тот, на кого можно будет повесить их делишки. Через людей Спаркса он узнал о Китайце в Лаймхаусе и о контракте, для выполнения которого требовался профессионал. «Это наш лотерейный билет», — сказал Джералд Шону. Джералд никогда не отличался излишней болтливостью, но, если ему приходилось говорить, он неизменно использовал такие вот банальные фразы. Когда эти двое прибыли, чтобы отвезти тело потерявшего сознание «козла отпущения» в офис и затолкать ему в глотку депрессантов, а потом длинным подкожным шприцом изъять у него сперму, Джералд упорно называл Дэнни «как бишь его».

Вот так этот «как бишь его» оказался холодным ноябрьским днем в забитом досками офисе на Лоуэр- Клэптон-роуд, где, очнувшись, кричал и блевал. Впрочем, ему не пришлось долго в одиночестве терпеть страх и отвращение. Сделав дело, Джералд и Шон вскоре позвонили в местный полицейский участок.

Три месяца спустя, в «особом» крыле Уондсуортской тюрьмы, у Дэнни появилось много свободного времени для того, чтобы размышлять над гнетущей апатией, которая охватила его в течение тех нескольких минут, когда он ждал рядом с мертвым Гари, пока полиция выбьет дверь заброшенного офиса. Он был обессилен, депрессантов в его организме хватило бы, чтобы свалить белого медведя; подавленный и парализованный роковым ступором, он ощущал исчезающий вкус крэка, но даже в этом случае Дэнни получил подлинное одобрение судьбы — или, вернее, Судеб.

Они заполонили углы темной комнаты, их мрачные одежды смахивали пыль с плакатов о пропавших детях, их грязные тюрбаны царапали потолок, выложенный плитками из пенопласта. Судьбы бормотали и хихикали над трупом ребенка, и впервые за все то время, когда они возникали из крэка, где бы он ни был, чтобы составить ему компанию, Дэнни мог ясно понять, о чем они говорили. Звучали такие слова, как «низший слой» и «мальтиец», «ловушка» и «Сканк», а также «дурак» и «чокнутый». И, лежа в темной комнате, заполненной духом психопатии, Дэнни был согласен с тем, что Немезида вернулась, чтобы мучить его.

Все произошло слишком быстро и совершенно непонятно. Сначала Бруно, предлагающий провести вечер в Ист-Энде. Потом огромный, уродливый мальтиец, который дал ему вдвое больше, когда они добрались до Миллиган-стрит, и наконец тот говнюк, что плюнул ему в душу, а он влепил грязному мерзавцу пощечину. Теперь же он оказался здесь, очевидно, прошло много времени, и на его руках была кровь. Просто фантасмагория какая-то! Однако он, Дэнни, был реален.

Кровь — и его, и Гари — была не только на руках, но и под ногтями, а также в волосах. Когда все аккуратно запротоколировали, улик для обвинения, черт побери, набралось достаточно; отпечатки пальцев Дэнни были найдены на различных орудиях насилия: ножах, лезвии ножовки, отвертке и т.д. Но хуже всего, намного хуже, то, что в заднем проходе и во рту маленького мальчика обнаружили сперму Дэнни. Эти факты, к счастью, не опубликовали в газетах, хотя они были приобщены к материалам дела, в результате чего подозреваемого спешно препроводили по промерзшему коридору в «особое» крыло. При аресте Дэнни полицейских поразило его спокойствие. И так как он не оказывал никакого сопротивления, они довольствовались минимальным избиением. В течение девяти недель его допрашивали вновь и вновь, но все было тщетно. Вне зависимости от того, кричали они на Дэнни или били его, он никак на это не реагировал. В конце концов полицейские сдались: колотить бессловесный мешок — не самое интересное занятие.

Адвокат Дэнни — молодая белая женщина — искренне хотела обеспечить надлежащую защиту своему клиенту. Возможно, ей недоставало опыта и мало знаком был мир Дэнни, как темная сторона Луны, но она сумела увидеть, что кое-что здесь не сходится. Дэнни не был похож на сексуального насильника или того, кто может внезапно превратиться в этот «цветок зла». Да, он не имел алиби и хотя бы малейшего желания помогать адвокату, но против него также не было ни одного обстоятельного свидетельства. Очевидно, что это тщательно спланированное убийство, однако полиция не нашла никаких других доказательств, помимо данных судебной экспертизы, что именно Дэнни лишил мальчика жизни. Почему же при такой всесторонней подготовке к убийству он вовремя не покинул место преступления?

Впрочем, ни одно из этих рассуждений не могло противостоять сперме Дэнни, которую Джералд так искусно изъял у него, а потом впрыснул Гари. И ни одно из них нельзя было использовать для отвода обвинения, если Дэнни оставался вялым, молчаливым, угрюмым, не подающим ни единого признака того, что он хочет доказать — пусть даже формально - свою невиновность.

Для Дэнни суд представлял собой целый ряд несвязных, почти абсурдных впечатлений. В Королевском суде в Кингстоне полицейские, которые арестовали его, все коротко подстриженные и в форме, стояли в коридоре и вовсю «дымили». Дэнни подумал: надо же, они всегда выглядят так, будто на них форма, даже когда одеты в штатское. Окрашенные золотом лепные украшения в виде фруктов, обрамлявшие потолок большого зала, сочетались с массивными пепельницами в форме канистр, которые располагались в крыльях этажа. Судебный пристав был чернокожий и чем-то напоминал Дэнни покойную тетю Хетти. Прокурор, белый, все время теребил крупное кольцо с печаткой, цепочку на часах и «бабочку» на шее. Он был похож на одного из профессиональных игроков, которых Дэнни обслуживал в Сити. Каждое утро, поджидая вместе с охранниками начало дорогостоящей шарады, Дэнни пытался отыскать любой, даже самый незначительный, намек на сострадание в глазах королевы Каролины[11] на огромном портрете — и не находил.